Тошнотворный звук веревки, скребущей о кору деревьев, привычно рвал тишину ночи. Раскачиваемые ветром силуэты мертвецов в саду уже не пугали девушку. В иные ночи без этого шума Аделинд даже без толку ворочалась, не могла уснуть. Но именно это и заставляло душу замирать от безмолвного воя ужаса. Раньше девица боялась даже думать о когда-то любимом цветочном садике. Сейчас же испуганно отмечала, что не боится ни синюшных висельников, какой-то насмешкой вывешенных сумасшедшим папочкой, ни казней… Горе охотников за ее короной приволакивали сюда уже после самого повешения, предварительно сменив им одежду и вообще приведя в более или менее (насколько это возможно для насильственно убитых людей) приемлемый вид, и ладно.
Сидя на садовой скамейке и подобрав длинные юбки, принцесса задумчиво болтала ножками в такт раскачивавшимся мертвецам. Иногда даже темные завитки волос вздрагивали в этом жутковатом темпе, подхваченные холодным ночным ветерком. Но сколько бы она не вглядывалась в синюшные лица двух братьев, на горе добившихся у Короля разрешения на аудиенцию, с принцессой, страху они так и не нагоняли. Только скуку. Прикрыв узкой ладошкой зевок, Аделинд легко спрыгнула с лавочки и оглядела окна дворца. Темные окна бездумно пялились на принцессу в ответ, но не видели ее. Не могли. Во-первых, на ней были очень качественно и тщательно наколдованный отвод глаз, что бы никакая любопытная дворовая девка, тайком бегущая со встречи с кем-нибудь вроде конюха, не увидела свою принцессу в столь неподобающем виде, да еще и ночью. Ну и, во-вторых, потому что окна не способны видеть.
А вид у Аделинд и, правда, был не подобающий. Увидь ее старый маразматик церемониймейстер – точно почил бы с миром, наконец. Шутка ли – единственная наследница и в простейшем темном платьишке и с роскошными черными крыльями за спиной, на манер вороньих. За такие крылья на костер посылают. А такое платьишко тем же дворовым девкам только и носить. И ничего что на фигурке сидит так ладно, что знающий человек сразу поймет – дорогого стоит так добротно сшить. Да и ткань – не вшивое сукно, уж явно.
Расправив крылья, Аделинд в несколько мощных взмахов оторвалась от земли. Потревоженные мертвецы неодобрительно закачались вслед улетевшей ведьме. А та уже, счастливо посмеиваясь про себя, летела в сторону дремучего леса, что за Городом. Посмеивалась бы и вслух, да боялась, что ее заметят. Отводи глаза не отводи, но вот на звуки это бы не подействовало.
И что, вы спросите, благочестивой принцессе понадобилось в дремучем лесу в такой поздний час? Да еще и в той части, куда и не всякий охотник то рискнет забрести. А вот у благочестивой принцессы и спрашивайте. Ведьме Аделинд же, наконец, пришла пора завершать давно начатый ритуал.
Когда подошвы ее сапожек коснулись влажной земли у кромки озера, серебренная луна уже почти добралась до самого центра темного неба. А значит, и медлить было нельзя. И как бы не блестела заманчиво лунная дорожка на темной глади воды, соблазнительно переливаясь серебристыми искрами силы, девица не поддалась. Лишь размеренно прошептала заговор на красоту и молодость, зачерпнув пригоршню воды и бросив ее себе в лицо. На том и ограничилась пока. Возможно, останься время – потом все же окунется. Грех такую лунищу пропускать. От такой наверняка кожа наберется мягкого и свежего света. А фрейлины после будут говорить, как Их Высочество выспались хорошо! Аж светятся изнутри будто.
Смешливо фыркнув, принцесса отмерила несколько шагов от массивного дуба и присела на корточки, вороша припасенной садовой лопаточкой холодную землю. Где-то с луну назад Аделинд закопала здесь для одного ритуала занятную тару, кишевшую всеми ядовитыми тварями, что юная ведьма только смогла раздобыть. И пусть после этого только кто скажет, что все принцессы белоручки!
Увидел бы ее сейчас кто, одними губами шепчущую что-то, да откапывавшую будто что-то…Вот подивился бы!