Начало игры.

Вечер подступил незаметно. Так туман с болот иногда наползает через Лес, почти просачиваясь в деревню, кутая маслянисто-тусклыми клубами корни вековых деревьев, распространяя тончайший, неимоверно омерзительный и вездесущий аромат болотных испарений.
Сегодня тумана не было – наверное, его смыл легкий, по-летнему теплый дождь, - но и Солнце за весь день если и показалось, так только чтобы, спустя пару часов, спрятаться в пелене густых и жирных, как дым пожара, туч. Стыдливо посмотрело на землю – и скрылось.
Гретхен весь день не позволял себе отдохнуть. Труд убивает мысли, и молодой человек трудился, не покладая рук: на реке выстирал одежду, свою и Ганса, и теперь она сушилась на бечевках, растянутых у дома; затем, три часа не разгибая худой спины, копался в их скудно родящем огороде. Вернувшись в дом, ведьма осмотрелась и взялась за веник, не успокоившись, пока не вымела всех пауков и самые крошечные соринки. А потом он готовил ужин (Ганс весь день пропадал в городе, пытаясь продать свои поделки из металла и дерева, а сам Гретхен в пище почти не нуждался, потому в обеде надобности не было), заваривал травы, кормил дворовую живность – кошку, гансова пса, и пару овец, которых сейчас, из-за угрозы волков, старались не выпускать из дому, - зачем-то повторял давно заученные наизусть заговоры…
Пасмурные дни, которые, к счастью, последние месяцы преобладали, были для Гретхен отрадой. От ярких солнечных лучей, радовавших всю деревенскую молодежь, у ведьмы начинала тяжело болеть голова, при этом истомно-сладко ныло все тело, а кровь словно отливала от пальцев рук и ног, делая их белыми, как самая лучшая мука.
Холод и хмарь давали ощущение покоя, кожа оставалась прохладной, и глаза не грозились ослепнуть. От стука в висках тоже было не так-то много беспокойства.
- Черные птицы летят,
Летят в поднебесную даль,
Черные, словно мой дом,
Хладные, будто февраль…
Гретхен сидел на крыльце, глядя на то, как постепенно темнеет небо, а Лес начинает казаться совсем непроглядно темной, непреодолимой твердыней. Ведьма хорошо знала, что на самом деле все совсем не так. У нее и на болоте были свои вешки… Да только последнее время в них не возникало нужды: не память, какое-то чутье твердило, указывало, куда нужно идти.
Ведьма пела, ждала брата, и не могла отделаться от предчувствия, что в недалеком времени к ней явится гость. Травяной напиток был заварен, ужин готов, брата все не было, никто не шел, а песня заканчивалась – и начиналась другая, такая же протяжная, заунывная и замогильно-тоскливая, но по-своему прекрасная.

Отредактировано Grethen (2012-02-13 19:02:29)

Сумерки все сгущались, уже не позволяя рассмотреть человеческим глазам очертания деревьев в лесу. Где-то, довольно далеко, ухнул ранний филин.
«Ганс, Ганс. Снова ты не вернешься сегодня. Ты снова остался там, среди грязи и людей. Может быть, ты снова пьешь в кабаке, а может быть – нашлась для тебя подруга на эту ночь, не побрезговавшая парой медяков. Мама бы прокляла нас. Тебя за то, что идешь тропой беспутства, а меня – за то, что не хочу тебя останавливать».
Злые это были мысли, черные, и, когда чужой голос прервал их, заставив ведьму вздрогнуть, то случилось к лучшему.
Гретхен чуть прищурил темные глаза, пристально всматриваясь в лицо пришедшего, а затем поднялся во весь рост, надо сказать, довольно немалый, и скромно поклонился священнослужителю.
- Спасибо, святой отец. – Молодой человек выпрямился, опуская глаза в знак уважения и почтения к сану гостя. – Да, матушка назвала меня Гретхен.
Спрашивать, откуда монаху (неискушенность ведьмы в общении с людьми не дала ей распознать, что не так-то прост ее визитер, хотя Гретхен нутром чувствовала: это человек привык приказывать… это ощущалось даже по его голосу, ныне, вроде бы, вполне миролюбивому) известно его имя, не счел нужным.
«Крестьяне… только б языками чесать. Неужто и впрямь прислали служителя, чтобы примерился – сколько дров под дом заложить?»
- Это большая честь, что божий человек навестил наш дом. – Голос звучал очень доброжелательно, если не сказать больше – смиренно. – Но не ошибусь ли я, предположив, будто есть причина, по которой Вы удостоили нас своим приходом, отец?
Гретхен, наконец, поднял глаза, позволив себе окинуть собеседника быстрым, цепким взором, - и снова опустил их.

Отредактировано Grethen (2012-02-13 23:04:19)

«Ах, будь ты проклят, Ганс. Почему тебя нет, почему я вынуждена сама разговаривать с этим человеком? Да лучше б тебя и впрямь спалили!»
По лицу ведьмы пробежала легкая тень, глаза потускнели, и Гретхен поднял на епископа взгляд дохлой рыбы. Уголки губ молодого человека были слегка опущены вниз, он наклонил голову и прядь темных волос соскользнула по плечу, покачиваясь и отбрасывая на бледное лицо тень.
- Отче.
В низком, грудном голосе Гретхен отразилась мольба и страх, тогда как глаза, казалось, не выражали не больше, чем поросшие тиной болотные заводи. Лишь на дне зрачков угадывалось отчетливое осознание опасности, но в полумраке, да под полуопущенными ресницами – где уж тут рассмотреть.
- Ни я, ни мой брат отродясь не вредили никому здесь или где бы то ни было. В Деревне все знают нашу историю – нам чудом удалось вернуться из Леса, когда наша вторая матушка, благослови ее небесный Отец, сочла, что два голодных рта, объедающих младенца и ее, это слишком.
Интонации ведьмы слегка переменились. Она смиренно сцепила пальцы рук в замок, низко наклоняя черноволосую голову, как бы давая понять, что, несмотря на оправдания, отлично осознает невозможность отказа.
- Быть может, отче, Вы не откажете войти под крышу нашего дома и рассказать, чем несчастные, всеми покинутые сироты, оставленные на произвол судьбы равнодушными людьми и потерявшие родных, прогневили Господа нашего?
Молодой мужчина выжидательно посмотрел на святого отца, отмечая, что тот проявлял несвойственную простым смертным выдержку. Обычно на лицах людей при приближении к Лесу, ночи или ему самому Гретхен привык видеть опаску, если не самый настоящий страх.
Вдалеке снова заухал филин, сумерки наползали стремительно, все больше скрадывая очертания лиц.
- А заодно скажете, в чем матери нашей Церкви  понадобилась помощь ее послушной дочери.
Согласие, отчасти, было дано. Ведьма обернулась и распахнула тяжелую дверь дома рукой. Свет из проема ударил ей в спину. Горело всего несколько свечей, но и они казались ярким пламенем в предночной темноте.

Фраза о деревне и ее жителях заставила Гретхен взглянуть на епископа прямо. В глазах отразился искренний интерес, и улыбка коснулась ярких, тонких губ молодого мужчины. Тонкие длинные пальцы сплелись в молитвенном жесте и ведьма прижала руки к груди, не спуская пристального взгляда со священнослужителя.
Гретхен молчал. В словах не было необходимости, он только внимательно, со все возрастающим нездоровым любопытством рассматривал собеседника… того, кто одним своим… отсутствием мог стать местью всем жителям Деревни.
«Значит, чтобы спалили всех, кто звал меня супесью, не-мужчиной и не-женщиной, нужно просто утопить тебя в болоте. Кто бы ты ни был. Значит, чтобы запылало все это синим пламенем, я могу отдать тебя болотным цвергам, чтобы они сделали из тебя, красивый священник, тряпичную куклу для своих ублюдков, смолов кости и потроха воедино и скрепив швы твоими же жилами».
На то, чтобы завести мужчину в болото и бросить там, ушло бы не так много времени. На то, чтобы потом уйти на то же болото, не опасаясь погони, тоже.
Загвоздка была лишь в том, что черти дернули Ганса так не вовремя отправиться в Город и там остаться на ночь. А еще в том, что нынешний собеседник Гретхен… очень славно боялся. Это беззлобно забавляло ведьму, равно как и то, что святой отец выглядел человеком не из пугливых. Что-то да сделает с таким болото? И Лес, и те, кто там обитают?
Основа страха перед чащобой у людей зиждется на двух столпах: боязни встретить там что-то или кого-то и боязни не встретить вовсе никого. Заблудиться, быть съеденным диким зверем, околдованным лесными духами, заплутать и сломать шею, найти помощника и понадеяться выйти к дому – и быть обобранным и брошенным, а то и сожранным тем же, в ком видел надежду. Все это в Лесу оказывалось куда как более реальным, чем в россказнях о нем, как оно обычно и бывает.
- Я не слышала о том, что кто-то исчезал в Лесу в последнее время, - нараспев произнесла ведьма. – Хотя не удивительно: обычно о тех, кто туда уходит, стараются забыть так скоро, что и слухов не остается… во всяком случае, в нашей Деревне. Я думаю, эта весна обострила…
Последовала недолгая пауза.
- …Голод.
Гретхен понизил голос, задумчиво рассматривая епископа.
- Кровяной голод.
Пальцы ведьмы коснулись ее шеи.
- Я проведу Вас через Лес, отче, и отведу любую беду, которая нам встретится, если это будет в моих силах. Но помните, что эти силы не бесконечны… даже если мне и не хочется сгореть на костре.
Молодой человек не стал уточнять, каковы гарантии, что их с братом не спалят заживо по возвращении из Леса. Мелькнула мысль, что возвращаться, может быть, будет необязательно.
- Идемте. Но коня придется оставить здесь – с ним мы не пройдем.
Ведьма подошла к двери, приоткрыв ее, и, обернувшись, улыбнулась епископу. А после вышла вон.

---->Черное Болото